Ведьмин век - Страница 4

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

— Не может быть! — воскликнул профессор с театральным изумлением. — Но как кстати, Клав, удивительно кстати!..

Оба знали толк в вине, а профессор еще и пил с видом знатока тщательно и сосредоточенно, как заправский дегустатор. Гость удовлетворенно усмехался.

— А у меня будут внуки, — сообщил, наконец, профессор Митец, любуясь рубиновой жидкостью на дне. — Полным-полно, целый дом внуков… Я так и думал, что ты опять мотаешься по провинциям. Я звонил.

— Труды, — неопределенно отозвался гость. — Праведные труды на благо… или во благо. У тебя будет красивая сноха, Юль. Когда свадьба?

Профессор, довольный, кивнул:

— Думаю, где-то в октябре.

— Вы еще не назначили? — удивился гость.

Профессор развел руками:

— Не смейся, я всего неделю как… Как Назар меня познакомил. И ведь еще боялся, что рассержусь…

— Но ты не рассердился, — кивнул тот, кого звали Клавдием. — И правильно сделал.

Профессор поднял с травы свою мандолину. Глядя, как он заботливо подтягивает струны, гость выудил из узкой золотистой пачки новую обреченную сигарету.

— Юлек…

Профессор отчего-то вздрогнул. Оторвался от своего занятия, удивленно уставился на гостя:

— А?..

Тот, кого звали Клавдием, извлек из догорающего костра ветку с угольком на конце:

— Юлек… Вот пес, не знаю, как и сказать.

— Ведьм своих по подвалам пугай, — пробормотал внезапно помрачневший профессор. — Меня не надо… Ну?

Гость закурил. Глубоко затянулся, не сводя с приятеля прищуренных, чуть воспаленных глаз:

— Ты, конечно же, знаешь, что она ведьма?

— Кто? — глупо спросил профессор.

— Твоя сноха, — гость затянулся снова. — Будущая сноха… Как ее, кстати, зовут?

— Ивга, — механически ответил профессор. Потом вдруг резко поднялся со своего чурбачка. — Что?!

— Ивга, — раздумчиво повторил тот, кого звали Клавдием.

— Ты соображаешь, что говоришь? — глухо поинтересовался профессор. Его собеседник кивнул:

— Юлек… За двадцать пять лет этой каторжной работы… Я определяю их даже по паршивым черно-белым фотографиям. И, что самое печальное, они меня тоже чуют… Им от меня дурно. Вашей Ивге стало плохо не потому, что она беременна, а потому, что рядышком оказался злобный я.

Профессор сел. Подобрал брошенную мандолину.

— Плохо, что ты не знал, — сообщил тот, кого звали Клавдием. — Я рассчитывал, что… Но это простительно, Юль. Они, особенно молодые, особенно те, что из глухой провинции… Очень боятся. Может быть, Назару она сказала?

— Помолчи, — пробормотал профессор, методично подтягивая и подтягивая струну. — О, зараза!..

Вырванный колок от мандолины оказался у него в руках. И сразу же после этого — в костре; потревоженные угли вспыхнули ярче — и успокоились снова.

Его собеседник выждал паузу. Вздохнул:

— Собственно, ничего страшного не случилось. Я сто раз видел счастливые семьи, в которых жена была — ведьма. Ты знаешь, сколько в одной только столице легальных их? Тех, что мы попросту держим на учете?

Оборванная струна на мандолине профессора Митеца свернулась спиралью, будто виноградный ус.

— Юлек…

— Замолчи.

Из дому вышел Назар. Слегка сбитый с толку, даже огорченный:

— Она сказала, что поспит… Но ей вроде бы лучше… Папа?!

Профессор отвернулся:

— Будь добр… будь добр, пойди и свари нам кофе.

Парень не двинулся с места. Когда он нервничал, ресницы его часто моргали — почти как у куклы, которую мелко трясут. Нервный тик.

— Папа…

— Назар.

Гость неожиданно усмехнулся:

— Все в порядке, Назарушка. Иди…

Оба напряженно молчали, пока за парнем не закрылась дверь кухни. И потом промолчали еще несколько долгих тягостных минут.

— Юлек, — медленно проговорил гость. — Ты разумный парень… всегда был. А теперь, вот зараза, я начинаю думать, что лучше бы мне этот маленький факт — сокрыть. Чтобы когда-нибудь потом, в спокойной обстановке…

— Ты соображаешь?..

Профессор отшвырнул от себя мандолину. Так, что она жалобно бренькнула, угодив на камушек в траве. Гость неодобрительно пожал плечами — но на этот раз промолчал.

— Ты… — профессор перевел дыхание. — Ведьма… В моем доме… С моим сыном… Тайно… Как гадко. Какая гадость, Клав…

Он поднялся, сунув руки глубоко в карманы; голос его обрел требовательные нотки:

— Я прошу тебя, Клавдий, поговорить с Назаром прямо сейчас. Я не желаю… Ни минуты…

— Юль? — тот, кого звали Клавдием, удивленно поднял брови. — А что я, по-твоему, могу сказать Назару? В конце концов, если он ее любит…

— Любит?!

Некоторое время профессор кружил вокруг костра, не находя слов. Потом уселся на место — и по выражению его лица гость понял, что Юлиан Митец наконец-то взял себя в руки, надежно и крепко.

— Я так понимаю, — бесцветным голосом начал профессор, — что ты по долгу службы должен ее забрать? Для учета и контроля?

— По долгу службы, — гость в задумчивости закурил третью сигарету, — этим занимаются несколько другие люди. Вот распорядиться, чтобы ее забрали — это я, в самом деле…

— Попрошу тебя — только не в моем доме, — уронил профессор все так же бесцветно и глухо. — Я не хотел бы…

— Да нет никакой необходимости ее брать! — его собеседник сощелкнул с элегантных серых брюк черную снежинку копоти. — Она сама придет куда надо, и, уверяю тебя, ни один сосед…

— Мне начхать на соседей.

Лицо профессора налилось желчью. Всякий, кто час назад был свидетелем праздника с песнопениями, поразился бы случившейся с Митецем перемене.